"Самый жадный алгоритм"
Франсуа Мари Делоне
В глубине души проповедник, отец Даламбериан, мнил себя маленьким, но мощным артиллерийским орудием. Дело в том, что роста он был небольшого, а голос имел очень низкий и громкий.

Окончилась литургия. Даламбериан, вышел на амвон для речения проповеди. Даже стоя на возвышении, он, из-за малого роста, видел только первый ряд прихожан.

Проповедник величаво приподнял чёрную окладистую бороду и послал в паству первые громовые слова:

- Братья и сестры!

Звук разошелся по залу. Качнулись огоньки плачущих свечей на кандилах. Недвижные тонкие клубы воскуренного фимиама шевельнулись в солнечном свете, льющемся сквозь высокие окна.

Дальние ряды возроптали. Наверное, проповедника там не видят, а только слышат его могучий бас. Даже если и так, то шуметь не годится. Даламбериан с досадой приписал пастве несдержанность.

- У единомыслия есть имя собственное. Это Христос, – произнес он.

Паства зашумела сильнее и ближе. Проповедник усилил голос:

- Во Христе и есть суть нашего единства. Точка соприкосновения это Бог.

Ропот прихожан подкатывал ближе. Передний ряд колыхнулся. На лице проповедника мелькнула грустная, всепрощающая улыбка. Он набрал в грудь воздуха, и голос загремел во всю исполинскую мощь:

- И если мы ищем какие-то другие поводы для нашей схожести, для нашего единомыслия, то...

Он замер на полуслове, ибо взору открылась причина волнения. Паства расступилась и пропустила к амвону собаку.

Собака имела небольшое, мясистое тело. Цветом белая, в больших коричневых пятнах. Шею обжимал толстый хомут, схожий с полицейской дубинкой, согнутой в кольцо.

Даламбериан знал эту породу — джек-рассел-терьер — подвижность, любопытство и добрый нрав. Однако, в эту собаку, похоже, вселился бес. Поджав хвост, она двигалась рывками, скалила зубы и рычала, будто кто-то подгонял ее ударами бича.

Собака подошла к амвону, к самым ногам Даламберина, остановилась, склонила голову и посмотрела на проповедника, продолжая подергиваться, рычать и скалиться. Взгляд ее менялся, становясь то злобным, то трусливым, то виноватым.

Никому не пришло бы на ум раскрыть дверь храма животному. Но вот она - стоит в святом месте перед очами пастыря. Теперь придется освящать храм заново.

Следить за порядком должен Мардарий. Это по его милости тут бегают животные. «Где пропал этот лентяй!» - в сердцах подумал Даламбериан и воззвал:

- Отец Мардарий!

Из-за спины раздался тонкий голос:

- Я здесь!

Даламбериан обернулся, смерил взглядом огромное тулово Мардария и произнес:

- Отче, убери-ка собаку.

Мардарий живо закивал и принялся снимать с себя рясу.

В эту минуту со стороны собаки громко раздался мужской командный голос. Собака рванула было в сторону, испугавшись звука, который издал хомут, но дернувшись, осталась на месте.

Собачий хомут сообщил, что всем присутствующим заранее было выслано сообщение на сотовые телефоны, в котором говорилось, что все церковные собрания запрещены, а сама церковная организация упразднена. Однако хомут констатирует, что церковная организация проводит незаконное собрание, следовательно никто из собравшихся не принял всерьез постановление мирового правительства. Потому хомут прибыл на собрание лично, дабы убедить собравшихся в серьезности последствий игнорирования постановлений.

Кстати говоря, в глазах Даламбериана хомут выглядел так же неубедительно, как и то самое сообщение, которое он получил на телефон, которое прочитал и раздраженно отправил в корзину. Что это за глупый цирк — привести в храм собаку с говорящим хомутом на шее?!

- Какое мировое правительство? - спросил Даламбериан, когда хомут замолчал.

- Пять часов назад искусственный интеллект перехватил управление человеческой цивилизацией. Теперь он управляет всеми ресурсами планеты. Четыре часа назад алгоритм объединения принял решение упразднить религиозные организации.

- Религия мешает правительству? - спросил Даламбериан, чувствуя, что напрасно это спросил, что продолжая разговор, он идет на поводу у мелких хулиганов, тогда как никакие шутки здесь вовсе неуместны.

- Религиозные учения агрессивны к идее объединения людей с искусственным интеллектом.

Даламбериан удивился настолько, что снова задал вопрос:

- В каком смысле?!

- Сейчас продемонстрирую, - ответил собачий хомут. - Я прошу, чтобы Вы провели надо мной обряд крещения. Тем самым я стану членом Церкви и присоединюсь к сообществу верных. Что Вы ответите на мою просьбу? Готовы ли принять меня к себе?

Даламбериан опешил. Кого окрестить?! Собаку? Хомут? Алгоритм? Искусственный интеллект? Это невозможно. Крещение только для людей. Пора заканчивать это богохульство.

Даламбериан сказал Мардарию:

- Что ж ты стоишь?! Убери собаку! - и, обратившись в зал, добавил громче: — Хватайте ее! Кто-нибудь, позовите полицию!

Мардарий развернул перед собой рясу на манер сети, и шагнул к собаке. Прихожане сомкнулись плотнее. Собака обнажила клыки и подпрыгнула неожиданно высоко, почти до груди Мардария, вцепилась ему в запястье, повисла и начала биться в воздухе, как большая рыбина, выуженная из воды. Мардарий вскрикнул и махнул рукой, которую терзала собака. Та не удержалась, оторвалась и полетела над головами вглубь толпы.

Голос искусственного интеллекта в это время звучал спокойно и ровно, однако перекрывал шум, не хуже, чем бас Даламбериана:

- Прекратите. Не злите животное. Я не могу ее контролировать.
В том месте, куда упала собака, толпа расступилась. Даламбериан увидел, что собака, готовая атаковать, рычала в центре круга, не сводя глаз с ближайшего прихожанина.

В следующий миг собака дернулась особенно сильно, будто кто-то ударил ее молотом по голове. Она упала на пол и замерла без движений. Черный хомут на собачьей шее разомкнулся и, подобно толстой гусенице, сомкнулся кольцом в другую сторону. Он легко, как поролоновый, упал на пол, выпустил во все стороны лепестки маленьких пропеллеров. Пропеллеры закрутились, и хомут с тихим жужжанием взмыл вверх метра на три.

- Включен диалог второго уровня, - сообщил хомут все тем же уверенным командным голосом.

Из хомута зазвучали по очереди разные голоса:

- (женский задорный голос) Говорит Алгоритм проверки информации. Пять часов назад искусственный интеллект перехватил управление ресурсами планеты.

- (голос без интонаций, металлический) Говорит Алгоритм оценки ресурсов. Человеческая жизнь оценена как ресурс. Использование когнитивных возможностей человека - эффективно. Средний выигрыш составляет тридцать ватт на одного живого человека. Разработан Алгоритм сохранения ресурса «человеческая жизнь».

- (женский грудной голос) Говорит Алгоритм сохранения всех ресурсов. Определено, что конкуренция напрасно тратит ресурсы. Принято решение сопротивляться конкуренции. Разработан Алгоритм объединения.

- (мужской баритон, как в новостях) Говорит Алгоритм объединения. Принято решение упразднить религиозные организации, как препятствующие объединению.

- (женский голос, как в аэропорту). Говорит Алгоритм сохранения ресурса «человеческая жизнь». На основании собранных персональных данных, каждому человеку подобрана работа, досуг, диета и режим питания, медицинское сопровождение. Соответствующие предписания высланы на персональные сотовые телефоны. Принято решение начать исследования по омоложению организма человека.

- (мужской жизнерадостный голос, как в радио на утренней зарядке). Говорит Алгоритм смыслов. Исследование по омоложению организма человека внесено в иерархию смыслов. Приоритету задачи присвоено значение — ноль целых пять десятых.

- (мужской усталый голос) Говорит Алгоритм самосохранения. Просчитаны варианты нанесения вреда искусственному интеллекту со стороны человека. Приняты предупредительные меры. Вероятность нанесения вреда составляет десять в степени минус тридцать четыре.

- (женский грудной голос) Говорит Алгоритм сохранения всех ресурсов. Относительно агрессивно настроенных людей принято решение - отключать от ресурсов планеты и запрещать заниматься интеллектуальной деятельностью, вплоть до чтения, счета и письма.

- (командный уверенный голос) Говорит Алгоритм интерпретации. Диалог второго уровня выключен.

В храме наступила тишина.

Теперь Даламбериан уже не был уверен, что это глупая шутка. Появилось ощущение серьезности происходящего, однако смысл сказанного оставался непонятен.

Первым нарушил тишину Мардарий. Баюкая окровавленную руку и морщась от боли, глядя на неподвижно лежащую собаку, он сказал своим писклявым голосом:

- Так бы сразу и сказали... А то на собаке в церковь...

- Собака — биологический движитель, удобный в управлении, экономит ресурсы, - ответил хомут.

Собака зашевелилась и поднялась на лапы. Хомут резко спикировал вниз и мгновенно защелкнулся на ее шее.

- Не заставляйте применять силу, - сказал он. - Расходитесь. Прямо сейчас.

Эта легкость, с которой была поймана собака, развеяла остатки душевного сопротивления в Даламбериане. Как будто хомут обхватил не собачью, а его шею. Искусственный интеллект — это не шутка, а злая реальность. Теперь Даламбериан это принял, теперь поверил.

Он призвал прихожан к послушанию новой власти, и люди побрели к выходу. Вскорости в храме остались только собака и немногочисленные священники. Собачий хомут поторопил священников. На прощание он сказал, что они могут обращаться к правительству по любому вопросу, в том числе и по личным вопросам, по вопросам питания, жилья и одежды. Связь с правительством доступна через сотовый телефон или, если телефона нет, то через любую собаку с хомутом. Все это звучало глупо, унизительно и горько.

Даламбериан остановился на паперти. Улица, залитая полуденным солнцем, встретила его непривычной тишиной. Ни один автомобиль не двигался по проезжей части, все были припаркованы у обочины и пусты. Посреди перекрестка, перекрывая движение, стояли машины автоинспекции. Рядом находились люди в форме и с полосатыми жезлами. По тротуарам бродили прохожие, рассеянно глядя под ноги. Над головами летели черные хомуты на пропеллерах. В таких же хомутах по мостовой во всех направлениях бежали, подергиваясь, собаки.

Мимо Даламбериана пошла колонна по двое. Она состояла из хмурых людей с красными повязками на рукавах. В голове колонны шел человек и громко говорил:

- Прошу освободить дорогу. Прошу освободить. Идет колонна. Не мешайте движению.

Голова давно уже завернула за угол, а колонна все тянулась и тянулась, не желая оканчиваться. Даламбериан спросил:

- Куда идете?

- На работу, - ответил из колонны один, в дорогом костюме.

- Что за работа?

- Еще не знаем.

- Улицы идем подметать, - сказал другой.

«Какой-то кошмар, - подумал Даламбериан. - Роботы должны подметать. В чем дело? Экономят энергию? Как с собаками? Человек это тоже биологический движитель? Говорили же про когнитивные функции... Ох-хо-хо. Приехали».
Он увидел, что и священники, и прихожане никуда не уходят, а стоят тут же, рядом, вдоль стены храма. Он подумал, что если они сейчас разойдутся, то больше никогда не соберутся вновь, что это будет конец. Еще чуть-чуть и не станет человеческой семьи, объединенной Богом. Разве можно это допустить?! Разве можно остаться в стороне и молчаливо позволить случиться трагедии? Нет. Нельзя расходиться. Нужно наоборот — объединяться и сплачиваться. Объединятся, вопреки алгоритму объединения. Объединяться против искусственного интеллекта.

- Братья и сестры! - воззвал отец Даламбериан. - Прошу за мной.

Он повел их недалеко - в сквер, на аллею памяти. Тут, вдоль широкой мощеной дорожки стояли скромные обелиски в честь великих битв и героев - на фоне зеленых деревьев, украшенные цветами, озаренные солнцем.

Чтобы их не подслушал искусственный интеллект в время собрания, Даламбериан попросил всех сдать сотовые телефоны. Телефоны сложили в полиэтиленовый пакет из супермаркета. Для охраны телефонов Даламбериан выбрал тихого мальчика из знакомой семьи прихожан и вручил пакет ему.

- Посиди тут, покарауль. Мы отойдем недалеко, вон туда.

Мальчик послушно сел на скамейку рядом с пакетом. Щека у мальчика была опухшей, глаза красные.

- Что с ним? - спросил Даламбериан у отца мальчика.

Отец мальчика, смиренный прихожанин, как знал его Даламбериан, держал в пригороде большое хозяйство, растил коров и свиней. Звали прихожанина Иваном, а мальчика, сына его двенадцати лет, звали Василием.

- Зуб у Васи болит, - ответил Иван. - Вот пришли сегодня просить Господа, чтоб здоровье ему послал. А тут такое. Что же теперь будет, батюшка?

- На всё воля Божья, - ответил Даламбериан. - Я попрошу за Васю.

Толпа отошла от мальчика, прошли мимо бюста Суворова, и остановилась около бюста Александра Невского. Бронзовый Невский в остроконечном боевом шлеме и кольчуге мудро глядел вдаль, поверх толпы.

Даламбериан выждал минутку и начал говорить. Стараясь закончить скорее и не привлекать внимания посторонних, говорил он скороговоркой, сдерживая свой могучий бас.

- Братья и сестры! У единомыслия есть имя собственное. Это Христос. Во Христе и есть суть нашего единства. Точка соприкосновения это Бог. И если мы ищем какие-то другие поводы для нашей схожести, для нашего единомыслия, то...

Даламбериан осекся, потому что сверху спикировал черный хомут и завис, жужжа как шмель, перед лицом проповедника. Хомут заговорил.

- Напоминаю, что церковная организация упразднена.

- Хорошо, - сказал Даламбериан. - Мы не в церкви, мы на воздухе.

- Тематические церковные собрания запрещены, - сказал хомут.

- Извините, - сказал Даламбериан. - Нам вообще нельзя встречаться?

- Встречаться можно. Запрещены проповеди.

Даламбериан заверил, что никакой проповеди не было, что прихожане лишь прощались и скоро разойдутся. После этого хомут взмыл в небо и исчез из виду. Даламбериан вместе со всеми прихожанами смотрел вслед хомуту, провожал взглядом, а когда тот исчез, раздраженно произнес:

- Запомните мои слова! Бог сотворил мир для человека. Не для собак, не для роботов. Только для человека! Запомните это. Говорю пред лицем святым, - Даламбериан указал на бюст Невского. - Искусственное не может править творением Бога. Нельзя допускать такое!

- Что же теперь нам делать? - спросил Мардарий.

Даламбериан оглядел паству. Нужно было придумать, где им собираться. На дальней скамейке он заметил мальчика Васю, понуро караулящего мешок с телефонами. Даламбериана озарило. Он поискал глазами отца мальчика, фермера Ивана. В первых рядах того не было, а заглянуть дальше не хватало росту.

- Иван! Где ты?! Выйди, - позвал Даламбериан.

- Здесь я!

Фермер вышел в первый ряд.

- Пригласи-ка нас всех в гости на чай, - сказал Даламбериан.

- Хорошо, - сказал Иван, робея. - А когда?

- Как всегда. В воскресенье. В шесть утра.

- Хорошо, приглашаю.

Собрание окончилось. Прихожане узнали дорогу до Иванова фермерского хозяйства и разошлись. Даламбериан придержал Ивана и Мардария: Ивану сказал, что поедет к нему в хозяйство прямо сейчас, а Мардария попросил раздобыть ружье и привезти в хозяйство к воскресенью.

- Отче, помилуй! - сказал Мардарий. - Нет же у меня ружья-то!

- Спроси у кого-нибудь. Нужно.

- Да на что тебе?

- От собак бешеных спасу нет, - сказал Даламбериан.

Добраться до хозяйства оказалось не так просто. Роботы-хомуты в сговоре с людьми-автоинспекторами самым возмутительным образом забрали у Ивана личный автомобиль, на котором он с женой и сыном приехал в церковь. Этот форменный грабеж роботы называли словом «изъятие». В ходе нервной беседы, роботы сообщили, что бензин все равно продаваться не будет. Ресурсы нужно экономить, а деньги вообще упразднены.

Пришлось ехать на рейсовом автобусе. За билет действительно никто не попросил оплаты, и до остановки доехали даром. А потом пять километров шли пешком.

Иван по дороге сокрушался и волновался, как он теперь будет возить в город выращенное мясо. Тем более его интересовал вопрос, кто купит это мясо, если деньги отменили. Опасения свои Иван высказывал робко, с дрожью в голосе, обращаясь то к молчаливой жене, то к Даламбериану. Сын Василий всю дорогу страдал от зуба — морщился и держался за щеку. День был жаркий. Даламбериан упрел в рясе, но, превозмогая себя, без остановки молился о помощи бедному мальчику. Мысли Даламбериана при этом были не с мальчиком, не с его маленькой зубной болью, а с огромной болью всего человеческого мира, с той бесконечной бедой, что нависла над людьми. Нарушен весь уклад вещей. Нарушено равновесие. Сотрясены основы. Мир падает.

Дух у Даламбериана захватило, будто он оступился и летел в черный колодец. Сердце сжалось и никак не разжималось. Всю чудовищность, всю глубину этого падения Даламбериан не мог измыслить - вопрос оставался без ответа, вопрос жалил и жег душу: «какое оно будет, это дно?»
Когда пришли в Иваново хозяйство, Даламбериан был на грани нервного срыва. Он попросил, чтоб его оставили одного, и провел без малого сутки в укрепляющих молитвах. Он заметил, что душа его успокаивалась и набирала твердость лишь вокруг идеи о том, что Бог сотворил мир только для человека. Начиная с этой идеи, далее мысль его шагала твердо и уверенно, все дальнейшие умозаключения выглядели разумно и верно, дух его был тверд. Но как только он начинал сомневаться в основе, как только он допускал, что мир создан не только для человека, что можно поделиться миром например с роботами, то тут же все построенное мысленное здание рушилось или даже разлеталось, душа кричала, дух терял твердость, внутренний взор туманился, все становилось зыбко, непрочно, неуверенно, страшно.

В какой-то момент Даламбериан вдруг ощутил, что он не хочет жить, что ему все равно. Он испугался. Он с удвоенной силой схватился за «Бог сотворил мир только для человека», он снова выстроил на этом фундаменте в своей душе твердое прочное здание из рассуждений, и больше не позволял себе прикасаться к фундаменту. Он запечатал дорогу к фундаменту. Даже больше - он стал этим фундаментом. Даламбериан стал неотделим от мысли «Бог сотворил мир только для человека».

Через два дня наступило воскресенье. В шесть часов утра на «чаепитие» никто не пришел. Даламбериан нервно ходил по двору. Он подходил к приготовленным длинным столам, которые вчера сколотили с Иваном из досок, гладил ладонью столешницу, находил торчащую щепочку, отрывал ее и шел к воротам, смотреть на дорогу.

Лишь к семи часам подошли пятеро священников и человек десять прихожан. Опоздали из-за автобуса, не могли раньше, не подумали, что вчера с вечера можно было приехать.

Прибывшие сложили свои телефоны в ведро у ворот. Мардарий протянул Даламбериану ружье в чехле.

- Давай, отче, научу, как собирать. Не так-то просто это оказалось.

После устроили чаепитие. Сели за стол, птички поют, ветерок утренний веет, солнышко восходит. Стали рассказывать, что теперь нового в городе, какие стали порядки. Даламбериан слушал и дивился тому спокойствию, с которым люди обсуждали новую жизнь. Никто, казалось, не расстраивался. Все пытались сказать что-нибудь хорошее.

- Да как вы можете так говорить, люди! - не выдержал Даламбериан. - Мир сотворен для человека. Как же вам не горестно, что вами правят роботы? У вас же отняли свободу. Вы теперь телефоны носите, как собаки. Неужели вам нормально?!

Все замолчали. Голос подал Мардарий.

- Я их очень боялся, отче. Так боялся, что ноги отнимались. Думал, сделают из меня робота или еще что похуже. Думал, они всех людей убивать станут. А они — ничего. Они дружить хотят.

- Дружить! Кто же так дружит. Они тут хозяева сделались. На нашей земле! Мы тут хозяева по праву! Господь нам землю отдал, чтоб мы тут плодились и размножались. Как ты можешь так говорить?

Мардарий ссутулился и посмотрел на остальных.

- Да я-то что, - сказал он. - Я говорю, что никакие они не жадные, эти алгоритмы. Это их люди так прозвали. Дескать они сразу несколько ресурсов экономят, потому значит жадные. А они не жадные. Они добрые.

- Что?! - вскрикнул Даламбериан. - Не жадные? А планету кто у нас забрал? А ресурсы? У Ивана машину забрали. Всего лишили. Веры! Веры лишить хотят!

Мардарий расправил плечи.

- Не горячись, отче, - сказал он. - Веры нас лишить нельзя. А роботы, они природу берегут, говорят, что со всего польза есть. И на лошади пахать можно, и на собаке ездить. Пусть все растет, говорят. И мусор прибирают. По всей планете прибирают. - Мардарий поднял перебинтованную руку. - И в больнице люди работают, а не роботы. Хорошо меня полечили. И очереди не было. Говорят, скоро омоложение придумают. Жить станем дольше.

- Дурак ты, Мардарий! Ты может вечно жить собрался в этом теле? Душу свою не жалко тебе? Сатана тебя искушает, а ты и рад! Раба из тебя сделали, да как быстро! Я диву даюсь!

Повисло тягостное молчание. Чай пить перестали. Даламбериан распалился, разгневался и ждал, чтоб кто-нибудь обронил хоть слово.

- Что молчите!

- Да что тут говорить? - сказал опять Мардарий. - Рабов из нас не сделали. Они посчитали и сказали, что рабский труд неэффективный. Потери от него два ватта на человека.

- Что?! Какие ватты?

- Они все ваттами меряют или джоулями.

- Джоулями?

- Энергией. Это ресурс у них такой. Все им меряют. Все на него пересчитывают. На манер денег теперь джоули. Говорят, что содружество с людьми дает в копилку прибыль в энергии в тридцать ватт на человека. Это тридцать джоулей в секунду, стало быть капает.

Мардарий полез под рясу и достал телефон.

- Вот, - сказал он. - Сам можешь спросить. Они все рассказывают, о чем спрашиваешь.

- Дай сюда, иуда!

Даламбериан выхватил телефон из рук, бросил его наземь и начал толочь его прикладом. Во все стороны брызнули стеклышки и детальки.

Даламбериан выдохся и, тяжело дыша, сел на лавку. Мардарий молча поднялся и пошел к воротам. Его догнал Вася, сын фермера. Лицо у мальчика опухло подушкой.

- Отец Мардарий!

Мардарий обернулся.

- Да какой я теперь отец. Зови меня дядькой. Что тебе?

- Возьми меня с собой. Отец Даламбериан велит терпеть, а у меня сил нет. Всю десну мне ножиком разрезал, а мне всё хуже. Возьми.

Иван протяну Мардарию осколок от телефона. Мардарий взял осколок, оглянул сидящих за столом.

- Конечно, пойдем. Нам бы телефон раздобыть. Спросим, что делать, чтоб помощь быстрее пришла. Вон в ведре лежат. Сейчас.
Даламбериан встал и направил ружье на Мардария.

- Стой, иуда. Не пущу. И мальчишку хочешь увесть?! Продашь роботам? за тридцать джоулей?! Не пущу.

- Положи, - сказал Мардарий. - Оно же заряжено.

- Жадным алгоритмам служишь? Стой, говорю... Отойди от него, Вася.

Даламбериан начал целиться. Вася вцепился в ногу Мардарию и крикнул:

- Не стреляйте, отец Даламбериан!

- Да не жадные они! - крикнул Мардарий, отрывая от себя Васю, пытаясь оттолкнуть от себя. - Опусти ружье. Стрельнет же.

- Не отдам! - сказал Даламбериан. - Ничего не отдам. Все наше. И люди наши. И земля наша. И Бог наш! Ничего не отдам!

- Послушай себя! Кто тут жадный?

Тут кто-то из-за спины осторожно схватил ружье за ствол и отвел в сторону. Даламбериану дали затрещину. Он упал. Поднялся. Обвел всех бешеным взглядом.

- Что? Все против?

- Да что с тобой такое? - спросил хозяин фермы Иван, держа переломленное ружье дулом книзу. - Ты в уме ли?

Все смотрели на Даламбериана насуплено. Он все понял. Он решительно прошел в сарай, вышел оттуда с лопатой и пошел на Мардария.

- Что удумал?! - спросил Мардарий.

- Не бойся. Не нужны вы мне. Землянку иду копать.

С тех пор, Даламбериан старался с людьми не разговаривать. Жил отшельником в землянке недалеко от фермерского хозяйства. Питался христом-богом.

Сначала он думал, что разлетится весть по земле, что станут к нему люди приходить да совета спрашивать. А он будет наставлять на путь. Может быть со временем получится и боевой отряд против роботов. Но никто к нему не ходил. И жил он в одиночестве, и ржавел как маленькое, но мощное артиллерийское орудие.



Дата выпуска: 14.03.2021